Проект постановки на сцену трагедии 'Царь Федор Ио - Страница 5

В трагедии я придал Федору более живости, чем у него было на деле, но она проявляется только в его хлопотливости, когда он хочет что-нибудь устроить, обыкновенно же он скорее ленив и вял; но как у меня он почти всегда занят желанием кого-нибудь помирить, или оправдать, или спасти, то он почти беспрерывно хлопочет. Приемы его робки, вид застенчив, голос и взгляд чрезвычайно кротки, при большом желании казаться твердыми и решительными.

Через всю роль Федора проходит одна черта, дающая ему особенный колорит: это его любовь к Ирине. Она ему и друг, и опора, и утешительница в скорбях. Мысль о ней не покидает его ни на миг и примешивается ко всем его душевным движениям. Все, что с ним случается, он относит к ней; горе ли с ним приключится или обрадуется он чему, он тотчас бежит к Ирине и делится с ней своим впечатлением. Также, если он что-нибудь затеет, Ирина непременно должна ему помогать.

Особенно же он рассчитывает на поддержку Ирины, когда Годунов требует от него чего-нибудь противного его благодушию. Но бывает, что он и не соглашается с Ириной, особенно в мелочах, потому что ему хочется показать, что он все-таки царь и господин в своем доме. Иногда он любит и подразнить Ирину, но это делается очень добродушно и только с тем, чтобы тотчас же выказать к ней еще большую нежность.

Для передачи Федора требуется не только тонкий ум, но и сердечное понимание. Если же исполнитель, сверх того, еще и полюбит его, сживется с ним и войдет к нему в душу, то в его роли может оказаться много оттенков, не тронутых в этом обзоре, и много эффектов, мною не предвиденных. Из всех наших артистов я никого так не желал бы видеть в роли Федора, как Сергея Васильевича Шумского.

ГОДУНОВ

В проекте о постановке моей первой трагедии я описал подробно его характер и потому ограничусь здесь только теми особенностями, которые принадлежат ему как правителю царства.

Получив верховную власть, Годунов, верный своим правилам, остается наружно на втором плане. Он всегда держит себя с Федором чрезвычайно почтительно; с Ириной же при свидетелях даже преувеличивает свое благоговение, ибо хочет подавать пример другим, и, возвышая свою сестру в общем мнении, сам делается сильнее. Мы видим из истории, что он ничем не пренебрегал, чтобы окружить Ирину царскою пышностью и упрочить ей любовь народа. Он умножил число ее боярынь, дал ей целый полк личных телохранителей и в торжественные дни, особенно в день ее рождения, издавал грамоты о прощении виновных одним ее именем, не упоминая о Федоре. В сношениях с иностранными державами он выставлял Ирину как участницу в управлении царством, так что Елисавета Английская почла нужным писать лично к Ирине, чтобы этой любезностью расположить ее к себе в деле об уменьшении пошлин с английских купцов. Действуя на тщеславие бояр, Годунов завел званые царские обеды, на которые иногда сам не был приглашаем; но кто в такой день обедал у царя, тот завидовал гостям Годунова. В Думе он сидел не на первом, а на четвертом месте.

Эта сдержанность, умеренность и наружное смирение видны во всех его приемах, но теперь сознание власти просвечивает в них более, чем в "Смерти Иоанна". Годунов при случае умеет быть гордым, даже с Федором.

Когда Шуйский приносит на него жалобу, а Федор его спрашивает:

То правда ль, шурин?

он отвечает: "Правда", - с таким видом, из которого ясна его уверенность, что не Федор, а он - настоящий господин царства.

То же чувство сквозит в его обращении к Ирине:

Не дельно ты, сестра,

Вмешалася, во что не разумеешь,

равно как и в его замечании на удостоверение Федора Шуйскому, что Димитрий будет перевезен в Москву:

А я на то ответил государю,

Что в Угличе остаться должен он.

Но Годунов обнаруживает сознание своей власти только в исключительных случаях. Обыкновенно же он скрывает его под видом полной зависимости от Федора:

Твоему желанью

Повиноваться - долг мой, государь!

говорит он в сцене примирения так скромно, как будто оно не им самим возбуждено, а принято из покорности к Федору. В продолжение своего спора с Шуйским он держит себя чрезвычайно достойно, но вместе с тем очень скромно, и умеренность его составляет контраст с кипучею гордостью Шуйского.

Когда он объявляет Федору о необходимости взять Шуйского под стражу, в его невозмутимом спокойствии слышится непреклонность. Он знает, чего хочет, и не останавливается перед последствиями. Неожиданный отказ Федора поражает его удивлением, ибо он не привык ошибаться в людях и думал доселе, что знает Федора насквозь. Но здесь случилось, что случается иногда с людьми, привыкшими играть другими как пешками: они в своих сметах слишком дешево ставят нравственное чувство человека - и расчет их бывает неверен.

Монолог Годунова в четвертом акте, где он говорит о своем отрешении, должен быть произнесен с непривычным ему волнением. Зритель должен видеть, что в нем, как и в Шуйском, произошел переворот, решающий направление всей его жизни.

Сцена с Клешниным, где речь идет о Волоховой, очень трудна. Годунов не велит убить Димитрия. Он, напротив, три раза сряду говорит Клешнину: "Скамей ей, чтоб она царевича блюла!" - и, несмотря на то, Клешнин должен понять, что Димитрий осужден на смерть. Это одно из тех мест, где исполнителю предоставляется обширное поле для его художественных соображений. Троекратное: Чтобы она блюла царевича - должно каждый раз быть сказано иначе. Мысль Годунова, противоречащая его словам, сначала едва сквозит; потом она как будто самого его пугает, и он готов от нее отказаться; в третий же раз, после слов: